МЮНХЕН – По мере обострения пандемии COVID-19, риски присущие глобальным цепочкам поставок, становятся более очевидными, чем когда-либо. Вместо того, чтобы ждать возвращения к обычному бизнесу, поскольку производственная деятельность сконцентрирована в странах с многочисленной дешевой рабочей силой, компании в странах с развитой экономикой переключают свое внимание на работников с самой низкой заработной платой из всех: роботов.

Фирмы начали перемещать производство в страны с низким уровнем заработной платы в начале 1990-х годов, чему способствовали падение железного занавеса, глобальная интеграция Китая и возможное вступление во Всемирную торговую организацию, а также рост контейнеризации. Период между 1990 годами и мировым финансовым кризисом 2008 года был назван эпохой гиперглобализации, в которой глобальные производственно-сбытовые цепочки составляли около 60% мировой торговли.

Мировой финансово-экономический кризис 2008 года ознаменовал начало конца этой эры гиперглобализации. В 2011 году глобальные производственно-сбытовые цепочки перестали расширяться. С тех пор они больше не выросли.

Это изменение было вызвано неопределенностью. С 2008 по 2011 год, Индекс глобальной неопределенности, составленный Хайтс Ахир, Николасом Блумом и Давидом Фурсери, – увеличился на 200%. Для сравнения: во время вспышки тяжелого острого респираторного синдрома (ТОРС) в 2002-03 годы, Индекс глобальной неопределенности вырос на 70%. После того, как Великобритания проголосовала в 2016 году за выход из Европейского Союза, он вырос на 250%.

Когда растет неопределенность, страдают глобальные производственно-сбытовые цепочки. Исходя из прошлых данных, можно предсказать, что увеличение неопределенности на 300% – к чему, вероятно, приведет пандемия COVID-19 – снизит глобальную активность цепочек поставок на 35,4%. Фирмы больше не считают, что экономия затрат на офшоринг оправдывает риски.

В тот момент, когда внедрение роботов обходится дешевле, чем когда-либо, стимул возобновить производство еще больше. Арифметика проста. Например, компании в США придется платить американскому рабочему намного больше, чем, скажем, рабочему из Вьетнама или Бангладеш. Но американский робот вообще не будет требовать заработную плату, не говоря уже о таких пособиях, как медицинское страхование или отпуск по болезни.

Инвестиции в роботов не новы. Фирмы в странах с развитой экономикой занимаются этим с середины 1990-х годов, во главе с автомобильной промышленностью, что может представлять 50-60% от общего количества роботов в стране. В Германии, являющейся мировым лидером по внедрению роботов, в 2017 году, число роботов на 10 000 рабочих на производстве составляло 322. Этот показатель выше только в Южной Корее (710 роботов на 10 000 рабочих) и в Сингапуре (658 на 10 000). В США на 10000 рабочих приходится 200 роботов.

Фактически, когда разразился кризис 2008 года, в некоторых странах, таких как Германия, уже было достаточно роботов, чтобы минимизировать значение трудовых затрат в производстве. Многие другие, из-за резкого снижения процентных ставок после 2008 по отношению к заработной плате, ускорили внедрение роботов и увеличили долю производства.

То же самое может случиться сегодня. Исходя из денежно-кредитной политики, можно ожидать снижения процентных ставок на 30%, поскольку центральные банки пытаются компенсировать ущерб от пандемии COVID-19. Прошлые данные показывают, что это может привести к ускорению внедрения роботов на 75,7%. (Это не приведет к безудержному буму во внедрении роботов, поскольку растущая неопределенность также сдерживает инвестиции).

Эта тенденция сосредоточится в секторах, наиболее подверженных влиянию глобальных производственно-сбытовых цепочек. В Германии это означает автомобильное и транспортное оборудование, электронику и текстиль – отрасли, которые импортируют около 12% своих ресурсов из стран с низкой заработной платой. (В целом, экономика Германии импортирует 6,5% от используемых ресурсов).

Во всем мире, наиболее важными отраслями являются химическая промышленность, металлопродукция, электротехническая продукция и электроника. Химическая промышленность занимает лидирующие позиции во Франции, Германии, Италии и США.

Эта тенденция представляет серьезную угрозу для моделей роста многих развивающихся стран, которые зависят от дешевого производства и экспорта промежуточных ресурсов. В Центральной и Восточной Европе некоторые страны отреагировали на эту проблему инвестировав средства непосредственно в роботов. В Чешской Республике, Словакии и Словении (в которых расположены крупные иностранные автомобильные сектора) в настоящее время число роботов на 10 000 работников больше, чем в США или Франции. И стратегия, похоже, работает: они остаются привлекательным офшорным направлением для богатых стран.

У дешевых производственных хабов в Азии могут настать более трудные времена, особенно после пандемии. Китай, который обеспечил свой экономический рост, утвердившись в центре многих глобальных производственно-сбытовых цепочек, столкнется с особенно серьезными проблемами, несмотря на свои планы перехода к деятельности с более высокой добавленной стоимостью и увеличению внутреннего потребления.

Между растущим протекционизмом (особенно в США при Президенте Дональде Трампе) и пандемией COVID-19, страны с развитой экономикой, похоже, готовы к возрождению производства. Но, несмотря на то, что это может снизить риски для крупных фирм, это, вероятно, не принесет выгоды многим работникам из развитых экономик, не говоря уже о развивающихся странах, из которых переносится производство. Поэтому, правительствам будет необходимо проводить политику, соответствующую этому новому экономическому порядку.

Далия Марин, заведующая кафедрой международной экономики 
в Университете Мюнхена и научный сотрудник 
Центра исследований экономической политики

Источник: Project Syndicate