Глава Генерального инспектората полиции Виорел Чернэуцану рассказал в интервью газете Ziarul de Gardă о недавних случаях дорожно-транспортных происшествий, произошедших из-за пьяных полицейских, о том, как за них наказывают, а также о том, какие методы они используют, чтобы избежать наказания. Глава ГИП признал, что в полиции по-прежнему бывают случаи коррупции, что там недостаточно кадров и низкие зарплаты.

— Часто ли Вы ходите в инспектораты полиции и отчитываете полицейских, которые нарушают закон? Здесь следует привести контекст: мы получили запись, на которой Вы ругаете кого-то из Фэлештского инспектората полиции после того, как этот полицейский сел за руль в нетрезвом виде и устроил аварию. Это Ваш метод? Вы едете туда и ругаете их?

— Если честно, мне не хочется ездить по местам и ругать их. Но у меня есть привычка ездить по местам. На этой неделе у меня было две поездки – в Басарабяску и в Резину. Мы должны практиковать такое, поскольку отсюда, из центра, многое плохо видно. Или то, что мы слышим в центре, зачастую не в полной мере соответствует действительности. Меня не беспокоит, снимает меня кто-то на камеру или нет. Я всегда стараюсь следить за тем, что говорю, чтобы не обидеть человека, не важно, виновен он или нет. Мой собеседник должен осознать серьезность совершенного им проступка и понять обстоятельства, при которых это произошло. Но это не должно вредить чести и достоинству человека или семьи.

Возможно, так получилось, что я говорил на повышенных тонах, но в таких случаях я не думаю, что нам следует идти и вежливо общаться с кем-либо из наших сотрудников, когда закон игнорируют те, кто должен быть примером для более молодых коллег или для тех, кто находится вне системы, для гражданского общества.

К сожалению, у нас бывают ситуации, которые дискредитируют и портят имидж полиции.

За последние два года это была непростая задача. У меня есть коллеги или подразделения полиции, которые за год провели дома со своими семьями всего несколько воскресений. У нас были протесты, были тревожные случаи, была ситуация с беженцами и обстоятельства войны у соседей в Украине, и это лишило моих коллег свободного времени, которое они должны были проводить со своими семьями. Они полностью посвящали себя работе и я уточню, что никто не оплачивал им дополнительные часы, субботы и воскресенья.

— Почему? Мне кажется, это проблема, что им не доплачивают.

— Да, это проблема, я согласен. При поддержке руководства мы в тот период пытались компенсировать это некоторыми надбавками за интенсивную работу. Но бюджет просто не позволяет нам оплачивать сверхурочные. Я хочу прояснить, что если бы мы оплачивали сверхурочные, мы бы намного превысили зарплату сотрудника. Если бы мы платили за сверхурочную работу, то нам пришлось бы давать сотрудникам еще одну зарплату.

— На самом деле это очень многое говорит о полиции.

— Дело не в полицейской системе, а в бюджетной системе. Она достаточно бедная и не позволяет нам решать все задачи. Этот вопрос часто поднимался. Его обсуждают. Если бы в нашей стране была хотя бы зарплата, эквивалентная другим правоохранительным органам, это больше мотивировало бы.

— Я хочу вернуться к теме полицейских, которых в последнее время нередко ловили за рулем в нетрезвом виде, и которые устраивали аварии. Были и очень трагические случаи, когда люди погибли после того, как их сбила машина, в которой находились пьяные полицейские. Например, это случилось с полицейским из Фэлешть?

— Возбуждено уголовное дело об управлении транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения, ставшем причиной дорожно-транспортного происшествия. Авария не причинила серьезного ущерба, но произошла из-за алкогольного опьянения. Конечно, он лишится права управлять транспортным средством, но это решение должен утвердить суд.

— А что касается дисциплинарного аспекта?

— Я сказал, что этот сотрудник уволен. Он больше не работает в системе, даже если они пытаются провернуть различные трюки, и не только в случае Фэлешть. То же самое касается Флорешть и Комрата. У нас закон такой, какой есть. Когда мы начинаем служебное расследование, мы должны совершить определенные действия в обязательном порядке, данный сотрудник должен дать объяснение о том, в чем причина, или, по крайней мере, он должен отказаться от дачи этого объяснения. У нас все очень хорошо юридически осведомлены. И сразу после этой ситуации, в том числе и в случае с Фэлешть, и в других случаях, данный сотрудник автоматически заболевает и не может быть уволен. Его даже не могут допросить в служебном расследовании, и поэтому все действия приостанавливаются. Они находят такой выход из ситуации – остаться в больничном на 14 дней. Почему 14 дней? Причина в том, что с момента, когда человек подает заявление об увольнении, на 14-й день работодатель должен его уволить. И вот они находят эту юридическую лазейку, чтобы уволиться по собственному желанию и не быть уволенными в дисциплинарном порядке. Они думают, что это даст им возможность либо вернуться, либо устроиться в другое правоохранительное учреждение. Но я, будучи юристом, нахожу другие аргументы. И я просто не допускаю увольнения по собственному желанию этих категорий сотрудников.

— Но эти больничные, наверное, необходимо проверять, потому что для этого нужно медицинское основание.

— Я абсолютно согласен. Но это сомнительная форма. Почему именно на следующий день после вождения в нетрезвом виде он заболевает? Конечно такая ситуация есть, но тут же речь идет о самостоятельности деятельности медицинского работника, который не может раскрыть работодателю, что послужило причиной для открытия больничного. Это считается медицинскими данными, и их нельзя раскрывать.

— Но бывали случаи, когда документы, выданные врачами, исследовались в суде, как, например, в случае бывшего президента Додона.

— В моей практике тоже было нечто подобное, когда проверке подвергались некоторые категории документов, выдаваемые медицинскими службами в таких ситуациях.

— Но почему так много случаев, когда полицейские садятся пьяными за руль? Или по крайней мере мы сейчас о них узнаем.

— Есть категории между категориями. Мы с этим столкнемся в любой службе, будь то юридические учреждения, правоохранительные органы или дипломатические представительства, где каждую неделю происходят подобные случаи. И данная ситуация непростительна. Но случаев, когда полицейские попадают в ДТП в состоянии алкогольного опьянения, в этом году гораздо меньше, чем в другие годы. То, что об этом не сообщали, не рассказывали раньше, это другое дело.

— Это значит, что раньше их как-то защищали, и эти случаи не раскрывались?

— Именно. Я знаю несколько случаев, когда человека не уволили, хотя поймали за рулем в нетрезвом виде, и на эту ситуацию закрыли глаза. Однако на самом деле в течение текущего года было зарегистрировано 9 случаев, когда полицейские садились за руль в состоянии опьянения и становились причиной дорожно-транспортного происшествия. Следует признать, что для нас, для МВД, это очень много. Да, это 0,01%, но все равно…

— Это не очень хороший сигнал для общества.

— Поэтому таких людей больше нет в полицейской системе.

— Они обжаловали это в суде?

— Все обжаловали. Разумеется, такие разбирательства занимают время. Они длятся до 2-3 лет, но мы стараемся делать все правильно хотя бы с процессуальной точки зрения. Поэтому я часто пытаюсь объяснить СМИ, почему их так долго увольняют. Чтобы мы не оказались в ситуации, когда через год человека восстанавливают в должности, и мы обязаны выплатить всю зарплату и несем убытки за простое несоблюдение уведомительного способа.

— Достаточно ли в полиции сотрудников? Я видела в отчете о деятельности за первое полугодие 2023 года, что всего около 7600 сотрудников и около 1500 не хватает. К тому же, есть текучесть кадров. Похоже, в полицию устраиваются меньше людей, чем увольняются.

— Даже если мне это не нравится, я должен сказать, что работа в полиции непривлекательна. Сегодня это работа с очень большой нагрузкой, с очень высокой ответственностью.

Если раньше полицейский составлял протокол, и его уж точно никто не оспаривал, потому что это было решение полицейского, то сейчас, если полицейский составит десять протоколов, наверняка семь или восемь из них пойдут в суд, будут оспариваться.

Участковый полицейский, кроме обеспечения спокойствия и общественного порядка, должен также выслушивать граждан, должен ходить на все вызовы в секторе, а если у него составлены протоколы, и они оспариваются, он также должен ходить в суд для защиты своей точки зрения, изложенной в протоколе.

— Но это говорит о том, что правовое образование населения возросло, что люди умеют защищать свои права.

— Конечно, и это абсолютно необходимо, потому что это создает баланс между правовыми учреждениями и обществом. Я полностью согласен. Но что я имею в виду? Если раньше сектор Чеканы не был таким большим, а полицейских было 200 человек, то сегодня, более 20 лет спустя, население сектора Чеканы увеличилось, но количество сотрудников сократилось до 170 человек. У нас гораздо меньше сотрудников, но нам приходится обслуживать гораздо больше граждан. Это нагрузка, и мы должны признать, что с точки зрения мотивации это работа, которая не ценится и не оплачивается справедливо.

— Какая зарплата у начинающего офицера полиции?

— Это не секрет. Средняя зарплата новоиспеченного полицейского составляет 7000 леев. Если он снимает жилье, то еще сложнее. Или зимой – мы прекрасно знаем, что можно сделать за 7000 леев. Если у вас также есть ребенок, которого нужно содержать, и семья, то вам нужно заботиться и о них.

— Что еще государство предлагает тем, кто становится полицейским, кроме зарплаты в 7000 тысяч леев?

— Со временем все льготы, которые раньше были у полицейских, например бесплатный транспорт, коммунальные услуги по более низким ценам, были отменены. Сейчас единственное, чего удалось добиться для сотрудников, которые снимают жилье, у которых нет своего собственного жилья, это пособие на аренду жилой площади в 1800 леев. И конечно, только в городе – бесплатный общественный транспорт и униформа, которую выдают бесплатно.

— Я хочу спросить Вас и об оснащении инспекторатов. Достаточно ли компьютеров и всего необходимого для работы полицейского в офисе?

— Конечно, не на 100%, но по сравнению с предыдущими годами мы значительно лучше в том, что касается обеспечения вычислительной техникой, техническими средствами, необходимыми в процессе работы. Конечно, этого недостаточно, и сейчас мы ведем обширные процессы с партнерами. Мы прекрасно понимаем, что все это гораздо сложнее приобрести из бюджетных финансовых средств Республики Молдова, и поэтому мы обращаемся ко внешним партнерам, которые готовы помочь.

И при поддержке Федерального бюро расследований США (ФБР) в течение этого года у нас будет большая партия техники. Но самая большая партия техники прибудет из Германии – 20 умных машин, полностью оснащенных для выявления всех нарушений в общественном пространстве.

— После нападения в аэропорту, когда были застрелены двое граждан – сотрудник Пограничной полиции и сотрудник Службы безопасности аэропорта, в обществе возник вопрос о физической и тактической подготовке полицейских. Насколько сотрудники полиции готовы к чрезвычайным ситуациям?

— Я скажу точно и с уверенностью, что сотрудники полиции проходят такую подготовку, в том числе психологическую. В каждом учреждении есть психолог, который определяет в том числе морально-психологическое состояние сотрудника, его стрессовое состояние в тех или иных ситуациях.

Но если рассмотреть случай в аэропорту, то можно увидеть, что первыми тогда вмешались наряды патрульной полиции, которые вступили в контакт с этим преступником, и они открыли друг по другу огонь. Они не уклонились, не ушли и действовали точно по протоколу. Это позволило эвакуировать остальных людей из аэропорта.

Единственное, что доказано, так это то, что у преступника был более продвинутый пистолет модели «Глок», для которого в магазине в два раза больше патронов, чем для пистолета Макарова, которым оснащены мы, к сожалению. Точность пистолета «Глок» гораздо выше.

— И этот пистолет он взял у офицера Пограничной полиции.

— Именно. У нас, к сожалению, нет вооружения, необходимого в таких обстоятельствах. Но наши коллеги из Национального инспектората общественной безопасности (НИОБ) вмешались очень оперативно, очень корректно и четко, согласно всем утвержденным стандартам и процедурам. Как только они увидели, что риски для граждан сведены к минимуму, они попытались изолировать территорию до прибытия штурмовых интервенционных групп.

— Какие курсы проходят полицейские?

— Помимо начальных курсов при трудоустройстве, у нас есть курсы повышения квалификации. Поэтому каждую неделю, как правило, в четверг в подразделениях проводится тренировочный день. Это физическая подготовка, боевая подготовка, обучение самообороне.

Если говорить о НИОБ, то они готовятся к массовым мероприятиям и уже тренируются на другой платформе вместе с сотрудниками Fulger. О сотрудниках Fulger даже не стоит говорить, ведь там тренировки проходят два-три раза в день. И в течение 2023 года у нас было много совместных учений с другими странами.

— Случаи коррупции среди сотрудников полиции…

— К сожалению, они есть. Я знаю оправдание каждого из них, но, по-моему, оправдания быть не может, если вы, будучи полицейским, совершаете коррупционный акт, хотя точно знаете, что он подпадает под уголовный закон. К сожалению, если я не ошибаюсь, в текущем году у нас было 13 случаев пассивной коррупции, когда полицейскому предлагали взятку. Но я хочу отметить, что у нас также есть преданные своему делу и честные сотрудники полиции. За текущий год с жалобами обратились 169 сотрудников, которые сообщили о том, что кто-то предлагал им взятку. Так что, если рассмотреть процент, то это вполне нормально.

— Но как Вы думаете, это реальные числа? В отношении тех, кого ловят на взятках.

— Нет, они не реальные, и я даже не сомневаюсь в этом. Я реалист и понимаю это, но я не оправдываю ни полицейских, ни граждан. И те, и другие виноваты в равной степени.

Помимо Службы внутренней защиты и борьбы с коррупцией (SPIA), которая обеспечивает процесс мониторинга и документации для всех учреждений, подведомственных Министерству внутренних дел, в составе Генерального инспектората полиции есть Инспекционное управление, задача которого – не допускать нарушений. В последнее время мы проводим некоторые операции в районах. Например, в субботу (16 сентября, прим.ред.) в каждом районе работало по три наряда полиции, и за выходные было зафиксировано более двух тысяч нарушений. То есть в каждом населенном пункте мы постарались назначить сотрудника Инспекционного управления, и если кто-то из полиции нарушит закон, то этот сотрудник управления должен проследить за тем, чтобы дело не было прикрыто, и чтобы наши коллеги из управления расследовали его на месте.

— Все ли случаи нарушений со стороны сотрудников полиции предаются гласности? О некоторых случаях задержания полицейских за рулем в нетрезвом виде мы узнали из Telegram-каналов, и только потом полиция это подтвердила.

— Я этого не отрицал, когда появилась информация. Но дело не в том, что мы не хотели этого говорить, а в том, что СМИ сразу хотят подробной информации о ситуации. У нас бывали случаи, когда мы рассказывали те или иные аспекты, но, к сожалению, затем выяснилось, что все не совсем так, и нам приходилось объяснять в другом месте, почему мы сделали такое заявление. Вот почему в большинстве случаев мы предпочитаем сначала довести дело до конца.

— Еще я хочу спросить Вас о тех предполагаемых диверсантах в контексте протестов в начале этого года, о которых вы сообщили на пресс-конференции в феврале.

— Дело находится в суде. Доказательная база на том этапе была очень хорошо сформирована, в том числе были некоторые технические доказательства, которые мы получили в ходе следственного процесса, и дело было передано в суд в начале мая, если я не ошибаюсь.

— Некоторые люди все еще находятся под арестом?

— Насколько мне известно, да. Особенно организатор, который управлял этим процессом.

— Им бы удалось дестабилизировать ситуацию, если бы их не остановили? Это координировалось из-за пределов Молдовы, точнее из России?

— Конечно. В том числе это были спецслужбы РФ. В ходе следствия были показания, которые доказывают причастность спецслужб. Но что еще серьезнее – к делу причастны не только спецслужбы, но и определенные преступные группировки, которые, по сути, идут рука об руку с российскими спецслужбами и были основой этих акций.

— Есть и политические связи?

— Именно. Политические связи и поддержка определенных политических взглядов здесь, в Кишиневе, и определенных лидеров. Мы все знаем, кто из криминального мира находится в Москве, и кого разыскивает Кишинев.

— Вы сказали о людях из политической сферы. Они также вовлечены в это дело?

— Насколько я знаю, в Прокуратуре есть несколько уголовных дел, связанных с полномочиями каждого человека и с организационной ролью, которую он играл. Я знаю, что это дело было четко разделено по фактам и обстоятельствам дестабилизации, потому что его необходимо было как можно быстрее передать в суд вместе с накопленной доказательной базой. Что касается дела, переданного в суд, мне сложно сказать, есть ли там кто-нибудь из нынешних лидеров или из политической жизни Кишинева. Там речь шла в основном о криминальном аспекте дестабилизации, об исполнителях этих акций и об организаторе, который приехал в Кишинев с этой целью.

— Спасибо Вам за беседу!

Интервью брала Наталья ЗАХАРЕСКУ