«У меня – кот. Да, живой. Он тоже из колонии»: История украинского защитника, освобожденного в ходе обмена из Макеевской колонии, и его кота

Материал Новостей Донбасса
Вместе с 84 пленными, освободившимися в ходе обмена 14 августа 2025 года, из колонии №32 в оккупированной Макеевке Донецкой области освободился и кот Мышко, «отсидевший» вместе со своими хозяевами 4,5 года. Кот прибыл на волю вместе с одним из своих владельцев, 26-летним бойцом ВСУ Станиславом Панченко, который пробыл в плену на оккупированной территории Украины более 6,5 лет. Второй «родитель» кота, гражданский пленный, который уже более 7 находится в заключении, увы, все еще ждет очередного обмена.
По словам Станислава, кот Мышко очень умный и ласковый. А так как самостоятельно рассказать о себе, кот конечно, не может, Станислав решил сделать это за него. К тому же Мышко проходит непростую адаптацию. Он вместе со Стасом проделал тяжелейшей путь к месту обмена. А вот реабилитация у кота была краткосрочной — в госпитале он пробыл всего три дня. И психолог с ним не работал — в госпитале психолога для животных не предусмотрели — это же первый «хвостик», который прибыл на волю по обмену. Затем Стаса навестила его мама, которая и увезла Мышко с собой.
Стас говорит, что они с его мамой уже дружат. Мышко в новом жилье нравиться. Он даже стал набирать вес.

Коту предстоит привыкнуть не только к новым условиям проживания, но и научиться послушно сидеть с новой семьей в убежище, когда воет воздушная тревога, которой он еще никогда в своей жизни не слышал. К сожалению, в новом ареале обитания Мышка неспокойно — там война гремит ракетами и «Шахедами» почти каждый день.
«Я не мог оставить Мышко — в колонии ему грозила судьба бомжа»
Мы попросили рассказать о Мышко и о себе его спасителя. А Стасу есть о чем рассказать — он с 2017 года защищал наш Донбасс, где в январе 2019 года и попал в плен. Стас вместе со своим товарищем по несчастью, гражданским пленным (чтобы не называть его фамилию, скажем так: кошачьим «Папой-2» — авт.), воспитывали Мышко с его маленьких коготков.
«Я не мог оставить Мышко — в колонии ему грозила судьба бомжа, — рассказывает Стас. — А это уже был наш, можно сказать, домашний кот. Этого котенка наш «завхоз» — тоже осужденный, который по заданию администрации колонии выполняет различные хозяйственные функции, принес к нам в барак совсем крошечным. На вид котенку было недели две. Это был не первый хвостатый в бараке. А вот всех бесхозных котов, когда их популяция в колонии начинает стремительно расти, по приказу администрации «завхозы» собирают в мешок и выбрасывают за территорию зоны. Если бы этого котенка «депортировали» за забор, как это периодически делают с его сородичами, он бы там самостоятельно не выжил. В общем, «завхоз» его пожалел. А мы его выходили — выкормили, он вместе с нами спал…»
Сначала ребята решили, что это — кошка и назвали ее Мышкой. Но, стало очевидно, что что это кот — Мышко. Когда стартовала серия больших обменов между воюющими сторонами, то каждый «старожил» Макеевской колонии №32, разумеется, стал надеяться на то, что вот-вот подойдет и его очередь выйти на свободу. А в этой колонии, что военнопленные, что «политические» старожилы, прямо скажем, уже «засиделись» — каждый отбыл за решеткой минимум, по 6-8 лет.
«Я же надеюсь, что и мой товарищ по несчастью, с которым мы вместе воспитывали Мышко, тоже вскоре попадет в обмен», — рассуждает Стас.
Собеседник рассказывает, что они с товарищем стали задумываться о дальнейшей судьба кота. Кошачий «Папа-2» наделся, что если ему повезет попасть на обмен, то его семья заберет Мышко к себе. Он стал кота к этому готовить. Даже фото своей мамы поставил в бараке так, чтобы Мышко постоянно ее видел и привыкал. Но, семья «Папы-2» брать кота отказались. Сказали так: мол, если тебя тут уже не будет, то и мы будем подыскивать себе новый регион проживания. Мол, ты же знаешь, какие теперь проблемы с водой на Донбассе.
«Да, на Донбассе сейчас, и правда, все живут в режиме ожидания подвоза воды — про это везде сейчас пишут, — говорит Стас. — В колонии тоже стала ощущаться ее нехватка. В общем, мы стали подумывать об эвакуации кота. Решили так: кто первый освободиться, тот кота с собой и возьмет. Поэтому зимой тем осужденным, которые работают на швейном производстве, мы заказали специальную сумку: с уплотненными стенками и дном — чтобы доставить Мышко на волю с комфортом. У нас эту сумку надзиратели три раза изымали. Но, к счастью, нам все время удавалось возвращать».

И вот, 25 июля, когда те, кого собирались «депортировать» с территории так называемой «республики», заполнили специальные бланки, стало ясно, что эвакуировать кота придется Стасу.
«Какой еще кот? Живой?!»
Против вывоза кота за пределы «республики» администрация колонии не возражала — в списке предметов, представляющих историческую и культурную ценность для группировки «ДНР», а также — запрещенных к провозу, кошек нет. И даже специального разрешения на его вывоз не потребовалось. Однако ни Мышко, ни Стас и представить себе не могли, какая тяжелая дорога им предстоит. Когда освобождающихся везли в автозаках (машины для перевозки заключенных — авт.) в Ростов — проблем не было. В вот дальше, когда их грузили в военно-транспортный самолет, где пришлось сидеть прямо на полу с заклеенными скотчем глазами и стянутыми за спиной пластиковой лентой руками, Стасу пришлось за своего любимца поволноваться.
«Мышко вел себя тихо всю дорогу до самого обмена — из сумки не вырывался и только изредка подавал голос, — вспоминает Стас. — Самолет «набили» людьми очень плотно. И нас посадили так, что один человек сидел с раздвинутыми ногами, между которыми сидел другой. Сумка с котом оказалась у меня за спиной. Я ее чувствовал. Она была теплая и немного шевелилась. Я понимал, что Мышко жив».
Когда ночью этот самолет приземлился на какой-то военный аэродром, куда «слетелись» и самолеты с другими пленными, пассажирам разрешили сходить по нужде прямо на травку. И для этого руки перевязали пластиковой лентой уже впереди. Пользуясь случаем, Стас слегка сдвинул скотч с глаз, чтобы посмотреть, на своего питомца. Питомец был в порядке, но выпустить его в туалет возможности не было. И уже в конце пути бедный котик не выдержал — немного испачкал сумку. Почти сутки, которые длилась дорога к месту обмена, освобождающихся не кормили, давали только воду. Стас попытался напоить кота, но Мышко так укачало, что он даже пить отказался. Второй авиарейс кот тоже перенес стоически. Перед приземлением пассажирам наконец-то сняли скотч с глаз и освободили руки. А уже в автобусах, которые доставили людей непосредственно к месту обмена всем дали воды и немного еды.
«Когда нас уже обменяли, то до госпиталя везли на машинах скорой помощи, рассказывает Стас. — При посадке в «скорую» я на всякий случай предупредил персонал, что у меня в сумке кот. Они очень удивились: «Какой еще кот? Живой?!». Говорю: «Да, живой. Он тоже из колонии №32». Я приоткрыл сумку и показал. Когда нас размещали в госпитали, я тоже предупредил персонал, что у меня кот и поселил его с собой в палате — соседи не возражали, а персонал, конечно удивлялся и приходил посмотреть. В госпитале еды нам с котом, конечно уже хватало. Там я наконец-то смог сводить Мышко на улицу в туалет. Моя мама знала, что со мной приедет кот. И как только приехала меня проведать, забрала его. Так что он теперь там у нас дома к реалиям свободной Украины привыкает».
«Меня приговорили к 17 годам лишения свободы»
О себе спаситель кота рассказал немного. Он из многодетной семьи, где как в сказке, в прямом смысле этих слов: «пятеро сыночков и лапочка-дочка». Стас из братьев самый младший. Трое из них, включая Станислава, встали на защиту Украины.
«Один из моих братьев пошел добровольцем в ВСУ еще в 2014 году и так служит до сих пор, — рассказывает Стас. — Я тоже сам пошел в военкомат в июле 2017 года. Но, сожалению, в январе 2019 я попал в плен. А еще один наш братик ушел защищать Украину с началом полномасштабного вторжения и погиб 19 марта 2024 года. У него остались жена и двое деток».
Стас нес службу на Донбассе. Сначала на Луганщине, затем на Донетчине. Он был наводчиком «Дашки» — пулемета ДШК.

Вечером 17 января 2019 года, когда Станислав следовал на свой пост — на позициях под оккупированной Горловкой в районе шахты «Южная» диверсионно-разведывательная группа противника захватила его в плен.
«Как раз по пути на свой пост я говорил со своей мамой по телефону и связь оборвалась — меня оглушили», — вспоминает Стас.
Спустя три дня оккупанты выложили в социальные сети фото и видео допроса Стаса. Как только его мама узнала, что сын попал в плен, немедленно подала его в списки на обмен.

В плену Стаса на допросах, конечно же, били. А на видеокамеру заставили сказать, как плохо ему служилось в ВСУ. Однако, стоить отметить, украинское командование ВСУ в своих пресс-релизах о пленных, обязательно отмечало, что ко всему, сказанному пленными, следует относиться критически, потому что это происходит под давлением. Станислав вскоре оказался в Донецком СИЗО (следственном изоляторе — авт.), где содержались еще несколько военнопленных, в том числе, и танкист Богдан Пантюшенко, который провел за решеткой оккупантов пять лет и вышел на свободу в ходе обмена в декабре 2019 года. Тогда всем казалось, что это рекордно долгий срок. Но, увы, некоторые узники за прошедшие 11 лет войны так и не увидели свободы. А вот с военнослужащим Игорем Мирончуком, с которым Стас тоже познакомился в СИЗО, а затем вместе отбывал наказание в колонии №32, он вместе и освободился.
«Суд надо мной был в октябре 2019 года, — рассказывает собеседник. — Меня приговорили к 17 годам лишения свободы по очень оригинальной статье «захват власти» и «обучение с целью захвата власти». Я простой солдат, оказывается, рвался к власти в “Донецкой народной республике”», — смеется Станислав.
Обитатели колонии Стаса запомнили, как очень веселого, позитивного и отчаянно смелого парня. Он отказывался говорить с надзирателями на русском языке и откровенно над ними подтрунивал.
«Меня в колонии один бурят по имени Марсель — очень такое бурятское национальное имя, — иронизирует Стас, — с которым я говорил по-украински, велел учить русский — украинский он не понимал. А я ему ответил, что я русского языка не понимаю, и пусть лучше он учит украинский, потому что мы все равно в конце-концов их победим».