Материал hromadske

Во второй половине августа россияне рапортовали, что они ведут бои в Бахмуте, а именно на восточной границе — улице Патриса Лумумбы. Тогда вагнеровцы заняли несколько крайних домов на окраине города. С тех пор прошло полгода. В конце зимы 2023 года россияне все еще не взяли Бахмут. Однако сейчас ситуацию в нем для Сил обороны можно назвать критической. Тактика россиян ясна: они давят на окраины города с севера, чтобы перекрыть для украинских войск последний путь поставок техники, боеприпасов и людей.

Журналисты hromadske Настя Станко и Колян Пастыко провели день с 93-й бригадой ВСУ в 600 метрах от врага, который держит позиции за рекой Бахмуткой.

Это мой шестой приезд в Бахмут с начала полномасштабного вторжения. В мае мы с видеографом Коляном Пастыко еще ели в бахмутской пиццерии Нью-Йорк пиццу. В этом заведении в 2014-2016 годах мы часто останавливались, возвращаясь с передовой. Тогда Бахмут был глубоко тыловым городом, в котором мы останавливались на ночь во время фронтовых командировок, обедали, ужинали или монтировали видео и записывали репортажи.

В июне 2022-го мы приехали сюда в больницу, которая в то время была тыловой. Сюда привозили не слишком тяжелых раненых с мест боев — Лисичанска, Светлодарска.

В июле бои шли на подступах к Бахмуту, но город уже начали активно обстреливать. Мы встретились здесь с одним высокопоставленным в прошлом полицейским, а сейчас младшим офицером ВСУ. Уже тогда начали говорить, что россияне могут захватить город.

Буквально за несколько недель до нашего разговора мы потеряли Северодонецк и Лисичанск — самые большие города на подконтрольной Украине территории Луганской области. Ситуация к середине лета на фронте была ужасающей, Украине катастрофически не хватало боеприпасов и артиллерии. Сейчас смешно вспоминать, но в июле 2022-го нас побоялись везти туда, куда мы попали в феврале 2023-го.

В середине августа, когда бои подошли к восточной окраине Бахмута, сюда на позиции вошла 93-я бригада. Ее передислоцировали с Изюмского направления. До октября она удерживала рубежи, потом пошла на двухнедельную ротацию и пробыла в городе до декабря.

В конце 2022 года наша съемочная группа была свидетелем работы медицинской роты этой бригады в стабилизационном пункте Бахмута. Сегодня улица, на которой располагалось это медучреждение, простреливается противотанковыми управляемыми ракетами. Бригада ушла еще на одно восстановление на месяц и снова вернулась в Бахмут, где уже шли уличные бои. Отступать в городе почти некуда. Но Бахмут — крепость. И она пока стоит.

* * *

Конец февраля 2023-го. Мы с пресс-офицером 93-й бригады Ириной едем по трассе Константиновка — Бахмут. Не доезжая до города, поворачиваем налево к Часову Яру и уже оттуда направляемся к тому же Бахмуту по другой дороге — последней, по которой еще можно добраться до города, в котором под ежедневными обстрелами до сих пор живет более пяти тысяч жителей. Для тысяч военных это город и временный дом, и работа одновременно.

По этой дороге Ира ездит каждый день. Две недели назад командование этого сектора обороны разрешило проезд в Бахмут журналистам только при наличии специального пропуска. С тех пор количество желающих посетить Бахмут существенно уменьшилось.

Четыре дня назад мы уже были здесь, на севере города слышались стрелковые бои, а в нескольких километрах южнее на въезде работал рынок и люди спокойно покупали продукты. Сегодня рынка нет. Да и движения транспорта тоже. Кроме нескольких бронированных машин, быстро прошмыгивающих в боковые улицы.

Кажется, что город пуст. Но на самом деле здесь тысячи военных. Мы проезжаем по улице, очень близко к южной окраине, на нее тоже наступают, но ситуация на этом направлении за последние несколько дней улучшилась.

Однако ехать так близко к противнику страшно, я сразу вжимаюсь в сидение. Проходим центр, понимаем, что мы все ближе к россиянам. Останавливаемся. Сразу бежим к подъезду многоэтажного дома, в который попал «Град». Здесь стоят военные. Знакомимся.

• 

• 

• 

Десять из них были мобилизованы месяц назад. И вчера после учений их отправили в Бахмут.

«Тут вчера попал “Град” в этот дом, ходуном ходил». Им дали сутки на адаптацию перед отправкой на «ноль».

 Адаптация была жесткой. Вчера сюда прилетало все. Спрашиваем, где «ноль».

«Так тут, — отвечают, — метрах в 200 уже позиции наших ребят, а до россиян — и километра здесь нет», — говорит опытный старший водитель роты.

«А у вас раньше, до 24 февраля, был какой-нибудь опыт?» — спрашиваю я.

«У меня было охотничье ружье, на охоту ходил», — хохочет мужчина с позывным «Парламент» — в честь сигарет, которые курит.

«Всем страшно, а что делать?» — объясняет он ребятам, которые на войне второй день.

Пока мы разговариваем в подъезде, раздается звук работы АГС. Рядом по улице проходит местная женщина. Спрашиваю, здесь ли она живет.

«Я всюду живу, и здесь, и в том подъезде». Через несколько минут она возвращается.

«Тут пулька над ухом просвистела», — говорит и идет дальше. Спрашиваю у «Парламента», может ли такое быть. «Может быть, здесь уже все прилетает».

Поднимаемся на первый этаж многоэтажки. Вчерашние мобилизованные в гостиной квартиры, еще недавно кому-то принадлежавшей, греются окопными свечами.

«Утром никто не хотел на “ноль”, но мы поговорили, и уже восемь хотят, а двое все еще не хотят». Спрашиваю, как их там на «нуле» распределят.

«Ну, неопытных к опытным, конечно, там всему научат. Ну, чему ты можешь в учебке научиться? Как стрелять, как приседать. И все».

«Парламенту» — 41. У него есть жена, дочери и внуки. За год войны он успел побывать на разных должностях. И в окопах посидел, и ранение получил, и снова вернулся после ранения на войну.

«На третьем Бахмуте в ногу прилетел осколок, жена не хотела отпускать. Только мы заселились, прилетела С-300, наверно, кто-то сдал».

«Когда мы только заехали сюда в середине августа, бои были еще в окрестностях, это были такие небольшие лесополосы, такие небольшие посадочки. И там мы с середины августа по конец октября просели в позициях буквально на одну-две посадки. Это жалкие 200 метров.

Потом нас вывели на доукомплектование на две недели, и мы снова заехали. Но уже не на те позиции, там просел немного участок, мы получили один перекресток себе в зону ответственности, полностью удержали все позиции, там не было вообще потерь территорий. И после этого уже всей бригадой поехали на ротацию, и снова приехали сюда, только уже получили городские бои», — рассказывает нам пилот дрона Женя с позывным «Стус».

Ему 24, он друг погибшего под Изюмом бойца и киевского активиста Романа Ратушного.

Чтобы встретиться с Женей, нам пришлось перебежать из одного дома в другой, через простреливаемый кусочек местности, залезть в подвал многоэтажки, где есть «Старлинк», чтобы связаться с ним и уточнить место встречи и время.

После мы должны были запомнить дороги, по которым безопасно туда ехать (а не те, которые показывает гугл-карта, потому что она рекомендовала ехать как раз по той дороге, что простреливается противотанковыми ракетами), и постараться добраться до места живыми и невредимыми, и в конце пробежать простреливаемый перекресток. Дальше просто найти определенный подвал и ждать там «Стуса», потому что связи в городе давно нет.

Женя будет вылетать из этого дома и корректировать нашу артиллерию. Его задача — искать российские танки и другую бронированную технику, но в последнее время он больше выслеживает российскую пехоту, которая наступает на наши позиции каждый день несколькими волнами.

Работает и днем ​​и ночью. Некоторые пилоты на ночь ездят отсыпаться в более спокойные города и затем возвращаются в Бахмут. Но Женя говорит, что это пустая трата времени, поэтому он живет здесь.

«Это был самый тяжелый месяц для всей бригады. Из-за всего. Из-за позиций, которые мы здесь имеем, из-за уличных боев. Задолбались за этот месяц больше, чем за предыдущие три», — говорит Женя.

Мы разговариваем в одном из подвалов разбитого жилого дома в центре Бахмута. Женя поднимается на второй этаж, прямо в чью-то квартиру, где делали ремонт прямо перед тем, как бросить все — оставили инструменты на полу. Оконные стекла уже разбиты многочисленными обстрелами.

Женя открывает дверь на балкон и садится прямо на осколки стекла с пультом от «мавика», чтобы высмотреть, что там у россиян, которые находятся в полутора километрах отсюда.

За рекой, куда летит его дрон, идут самые ожесточенные бои, и люди гибнут там каждый день. Мы говорим минут 15 и за это время слышим десяток взрывов.

Женя сам родом отсюда, из-под Славянска. Если россиянам удастся захватить Бахмут, они пойдут туда, где он родился.

«Говорят, что здесь ждунов много осталось, что за кого здесь воевать? Здесь люди остались по разным причинам, даже на условном “нуле” между нами и россиянами, опираться на то, что здесь остались ждуны, и мы не будем защищать эту землю, — это полный бред. Я и воюю, и все свои усилия прилагаю потому, что в Донецкой области, в Луганской области огромное количество шикарных людей, потому что донбасский национализм — он самый яростный и искренний, потому что если ты родился здесь и встал на мощную проукраинскую позицию, то она крепче, чем у многих, потому что у тебя с детства много препятствий. И я защищаю и этих людей».

«Стус» возмущается советами американской разведки, которая якобы рекомендовала украинскому командованию не тратить сил на защиту Бахмута, а сосредоточиться на подготовке контрнаступательной операции на другом направлении.

«Оставить Бахмут — это не имеет никакого смысла, сейчас ситуация ухудшается, продавливают фланги, есть риски окружения, но в глобальной перспективе, если уйти отсюда, будут уничтожены Константиновка, Дружковка, Славянск. И если ситуация покажет, что надо покинуть город, наше военное командование это сделает. Пока мы можем здесь сражаться и держаться, мы это делаем. Если мы отступим, эта российская волна доброты будет идти дальше».